Дарья Досекина. Течёт река

Рассказ участницы нашего коллектива, написанный по личным впечатлениям от одной из деревень Самарского Заволжья. О природе, истории и людях, о беге воды и беге времени.

Река Большой Кинель

По дну зелёной ароматной реки разрастался мягкий и холодный ил, на мелководье резвились пескарики. На берегах, укрытых зеленью, в прохладной грязи и тине сидели лягушки. Деревья, склонившись под тяжестью густых крон, роняли в воду подсыхающие от жары листья и семена, желая своим потомкам найти такую же плодородную землю, на которой выросли сами, такую же ласковую реку и просторные берега. Возле деревни река немного мелела и начинала торопиться, неся свои прохладные воды людям, а за её пределами снова становилась важной и широкой. Весной заливала окрестности далеко вширь, и уже больше трёх веков до сегодняшнего дня люди славили свою кормилицу за луга с травой по пояс, ягодники и знатную уху.

К удаче местных жителей, о которой они вряд ли задумывались, река была небольшой. Благодаря этому деревеньки и города неподалёку не сумели разрастись, что и спасло эту местность от сильных потрясений во время вечных ураганов человеческого общежития. Здесь жили спокойно, обрабатывая свои огороды и занимаясь мелким промыслом и ремеслом. Растили и кормили детей, а потом провожали сыновей в рекруты, а дочерей – работницами в чужие семьи и деревни. Работали много, но ели все-таки не досыта, потому что всё время нужно было кормить кого-то повыше – «не рука крестьянскому сыну калачи есть». Со всем научили смиряться деревенских жителей, и было им куда принести свое горе –  стояла в деревне церковка. Но были и те, кто тяжесть ноши своей по древнему зову нёс к реке. Топились чаще всего девушки. Сядет на бережок, поговорит с рекой, как с матушкой, ведь родная не вступится, потом камень на шею – никто и поминать не будет. Юношам ещё могло повезти – от томления души можно было убежать и поглядеть, как живут другие. Девушкам оставалось только подводное царство.

Но человек, живущий, как крестьяне, в единении с природой и духами, которыми он её населил, никогда не наденет камня себе на шею. У него ещё есть тот инстинкт, который поддерживает желание жить до последней капли крови. К зову времени он безучастен. Ну, прошли мимо до Самары пугачёвские ребята; войны, на которые привычно благословляли сыновей, провожая навсегда, – далеко. Свободу дали, а всё равно бывает худо. Некогда откликаться: земля из кулака сыпется – пора пахать.

Но время требовательно: сначала где-то вдалеке – революция, первая. Вторая уже поближе, а уж гражданская война закрутила и эту тихую местность незаметно для неё самой. Незаметно потому, что всё-таки стало больше сомневающихся в вечном голоде и покое, ведь человек развивался и усложнялся не хуже механизмов, которых почти не видели в местных деревнях. Зловеще гремели поезда на недавно построенной железной дороге. В этих страшных первых десятилетиях, где было ещё больше чем обычно лишений, смерти и крови, всё же появилась надежда для томящихся душ.

И река по-прежнему была рядом с людьми. В ней умывали лицо, грязное от пыли и пота, стирали рубахи, ловили рыбу. Сюда водили стадо на водопой. Сначала коров становилось все меньше и были они все тощее и хуже, а потом – наоборот, и это значило, что жизнь становится веселее. И вот уже через реку строят мост – деревня расширяется, и луга на деревенской стороне уйдут на покос, а на ту сторону пастух будет гонять стадо. С моста, залихватски смеясь, будут прыгать в воду после трудового дня смелые парни и девчата, а ребята лет восьми-десяти в полдень, возвращаясь из ягодника, плескаться в прохладной воде, не боясь русалок и вообще пока ничего не боясь. Теперь дети ходили в школу, молодежь – в клуб на танцы и в библиотеку, на полях громыхала техника. Городские приезжали сюда на дачи, покупали землянику и молоко, а вечерами тихонько прогуливались в одиночестве.

Обо всем этом вспоминала река, теперь всё быстрее неся мимо деревни свои обмелевшие и грязные воды. Люди забыли её, установив во дворах электрические насосы, которые высасывали воду из-под земли. Мост разрушался, но по нему ещё ходили машины. Иногда машину заводили прямо в реку, мыли её с пеной и уезжали, оставляя после себя на воде радужную лужицу бензина. А ездили на верх, на озера, где разводили крупную рыбу – здесь, на реке, рыбачить было уже неинтересно. Ребятишки иногда купались, но для этого нужно было от моста долго идти вверх по течению до небольшой заводи, потому что у самой деревни воды доставало по колено.

Однажды в реку заехали КАМАЗ и экскаватор. Встав посередине русла, они ковшом загребали гравий и грузили его в огромный кузов. И никто из деревенских не заступился за бывшую кормилицу – только семидесятилетний, но бодрый старик, который вел внучек купаться. Он кричал и требовал показать «разрешение».  Конечно, никто ничего не стал показывать. Не потому, что его не было, а потому, что для молодых мужчин, которые решили заработать на “халявном” гравии заваленной мусором, никому не нужной и забытой речушки, главным был закон силы. Они крепче этого смешного и назойливого деда, он бессилен что-либо им сделать. Ну, записал номера, ну, грозился написать куда-то, и что? А ведь и правда, отправил потом много писем, ходил на почту, ездил в город, звонил в редакцию местной газеты. Но машины приезжали ещё не раз.

Снова люди перестали чувствовать бег времени, уверенные, что завтра будет таким же, как вчера. Река бежит по израненному руслу, бессильная перед глупым решением человека. Несмотря на то, что возле столбов моста, по которому уже не рискнет проехать КАМАЗ, собирается куча веток вперемешку с бутылками, пакетами и грязью, около реки всё так же пахнет свежестью. Её берега такие же зеленые, и деревья по-прежнему склоняются над водой и роняют в неё листья и семена. Только, связанные корнями со всей землёй, уже, пожалуй, знают, что этим их потомкам не найти таких счастливых просторов, на которых они росли когда-то.

Дарья Досекина

Добавить комментарий

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *


*

Анти-спам: выполните заданиеWordPress CAPTCHA