Какие-то из «красных дней» советского календаря остались праздниками и в современной России, но полностью или частично поменяли свой первоначальный смысл. Некоторые же оказались практически забытыми ещё в советскую эпоху. Каждый из таких дней – это определённая веха на историческом пути, которая может многое сказать нам не только о прошлом, но и о настоящем и даже, возможно, о будущем.

22 января – День памяти В.И. Ленина и 9 января 1905 года.

Этот памятный день был приурочен сразу к двум траурным датам. Хронологически первая из них – Кровавое воскресенье, расстрел рабочей демонстрации в Петербурге 9 (по новому стилю 22) января 1905 года, вторая – смерть В.И. Ленина, которая наступила днём раньше, 21 января, в 1924 году.

22 января считалось в Советском Союзе официальным выходным вплоть до 1951 года, когда Президиум Верховного Совета СССР счёл, что нерабочими днями достойны быть только праздники, а день траура праздником назвать сложно. Отмечать эту дату, уже без выходного, продолжали ещё несколько лет, а в 1955 году постановлением ЦК КПСС день памяти Ленина был перенесён на дату его рождения – 22 апреля. Кровавое воскресенье к тому времени стало уже совсем далёким прошлым, и лишний раз напоминать на страницах календаря о страданиях и жертвах, тем более полувековой давности, было сочтено нецелесообразным.

А зря. История жестоко наказывает за забвение её уроков.

Если задуматься, то совпадение двух дат в одном памятном дне не кажется таким уж случайным. Расстрел 9 января 1905 года стал началом Первой русской революции. Это стало понятным в тот же самый день – вечером на улицах столицы выросли первые баррикады. Но из сегодняшнего времени мы знаем, что это событие стало началом целого исторического периода: за первой революцией, после временного затишья, в 1917 году последуют вторая и третья, которые доломают старое государство, а вслед за ними – гражданская война… И лишь по её окончании новое, Советское, государство утвердилось всерьёз и надолго.

Физическую смерть основателя этого государства в январе 1924 года можно считать завершением большого революционного цикла, начавшегося в 1905 году. Официальный лозунг «Ленин умер, но дело его живёт» в этом смысле достаточно точно отражал действительность. Именно в 1924 году, практически сразу после смерти Ленина, принимается Конституция СССР – вторая из советских конституций (Конституция РСФСР появилась в 1918 году), но при этом первый Основной закон союзного государства, возникшего на обломках Российской империи.

И с этим государством приходилось считаться, в том числе, и капиталистическому миру, то есть тем самым странам, которые совсем недавно предпринимали попытки «задушить большевистское дитя в его колыбели», по ласковому выражению британского премьер-министра Уинстона Черчилля. В том же 1924 году началась «полоса признаний» СССР зарубежными странами. Это не означало, конечно, что исчезла угроза войны и внешнего вторжения, и уж тем более не означало «признания» Западом коммунистических идей как имеющих право на существование – это было признание того, что СССР, управляемый партией большевиков, является фактом мировой политики, как бы кто к нему ни относился.

Кровавый, мучительный переход от старого к новому, который начался в 1905 году, завершился почти спустя 20 лет. И день 22 января как бы соединял в себе память обо всех жертвах и утратах, понесённых на этом пути, указанием на две его точки – начальную и конечную.

Самая подходящая музыкальная иллюстрация к этому дню – песня «Вы жертвою пали», траурный марш нескольких поколений русских революционеров, начиная с конца 1870-х годов. Эту песню пел Ленин со своими товарищами-эмигрантами в Швейцарии 10 января 1905 года, узнав о расстреле рабочей демонстрации в Петербурге. И эту же песню пели 27 января 1924 на Красной площади, провожая его самого в последний путь.

В наши дни, когда говорят о жертвах революций, имеют в виду чаще всего представителей прежних господствующих классов. Самый яркий пример – Николай II и его семья, причисленные ныне к лику святых. Даже некоторые депутаты КПРФ публично просят прощения у казнённого монарха. Между тем, именно Кровавое воскресенье (хотя и не оно одно, конечно) предопределило дальнейшую судьбу и его самого, и его семьи.

«Тяжелый день! В Петербурге произошли серьезные беспорядки вследствие желания рабочих дойти до Зимнего дворца. Войска должны были стрелять в разных местах города, было много убитых и раненых. Господи, как больно и тяжело!». Это дословная запись из дневника императора за 9 января, после которой, как ни в чём ни бывало, идёт стандартный текст о завтраках и гуляниях с родственниками.

Да, сам царь не отдавал приказа стрелять. Он, как обычно, переложил ответственность на других, уехав в Царское Село. Но вот это твёрдое убеждение Николая в том, что «войска должны были стрелять» по безоружным людям, вполне передаёт суть его отношения к происшедшему событию. Через 10 дней, встречаясь с делегатами от рабочих, он скажет: «Мятежною толпою заявлять Мне о своих нуждах – преступно», и милостиво «простит» пострадавшим их «вину». Поведение вполне в стиле «Хозяина земли русской», как обозначил свою профессию Николай Александрович Романов во время всероссийской переписи населения.

Историческое возмездие – вещь реально существующая. На всякое действие рано или поздно будет своё противодействие, но вот когда, где и в какой форме – никто заранее не знает. И может случиться так, что оно затронет совсем невиновных людей, как, например, детей гражданина Николая Александровича Романова. Но не нужно забывать о том, что этот гражданин сам когда-то допустил и считал вполне допустимым применять массовое неизбирательное насилие к невиновным людям только потому, что они, видите ли, собирались потревожить покой его царственной персоны. И тем самым сделал возможным применение в будущем такого же, массового и неизбирательного, насилия к другим невиновным людям, не говоря уже о себе самом. На военно-бытовом языке это называется «ответка прилетела».

Те, кто шёл 9 января к Зимнему дворцу, не были совсем уж наивно-доверчивы и лояльны власти, как это часто представляют. Да, они несли царские портреты и хоругви, но сам текст подписанной ими петиции был не просто перечнем жалоб или списком конкретных претензий к хозяевам заводов и фабрик (напомним, что с начала января 1905 года в Петербурге шла забастовка, на фоне которой и было решено организовать шествие с подачей петиции), а развёрнутой программой преобразований в стране. Там были требования и «народного представительства» вместо всевластия чиновников, и передачи помещичьей земли крестьянам, и установления восьмичасового рабочего дня. Когда представители революционных партий увидели этот документ, они поразились, до какой степени он схож с их собственной программой. Но сразу же сказали: просить царя о том, чтобы он совершил революцию – занятие бесполезное, за такую петицию придётся бороться с оружием в руках против царя. Так оно в итоге и получилось. Но за это понимание пришлось заплатить несколькими сотнями (по другим данным – несколькими тысячами) жизней.

Многие из рабочих были внутренне готовы к такому повороту событий. Они понимали, насколько опасно вступать в прямой диалог с «Хозяином земли русской» в самодержавной стране. Их лояльность держалась на последней ниточке – на вере в то, что царь-батюшка должен принять и выслушать своих подданных, он же самодержец, он в силах всё решить по справедливости, невзирая на капиталистов и чиновников. По сути, это была вера в чудо. Чуда не произошло, ниточка оборвалась.

Те, кто пришёл в революцию после 9 января, поняли: если уж приходится жертвовать своей жизнью, то лучше жертвовать ею в открытой борьбе. Те, кто осознанно боролся с самодержавием в России, знали это и раньше. Вот строки одного из вождей декабристов Кондратия Рылеева:

Известно мне: погибель ждёт
Того, кто первый восстаёт
На утеснителей народа.
Судьба меня уж обрекла, 
Но где, когда, скажи, была
Без жертв искуплена свобода?

А вот из песни народовольцев:

Если ж погибнуть придётся
В тюрьмах и шахтах сырых -
Дело, друзья, отзовётся
На поколеньях живых.
 

Ни декабристы, ни народовольцы, ни, впоследствии, большевики не были ни мазохистами, ни людьми, жаждавшими самоубийства (хотя патологии и среди революционеров, конечно, встречались). Они знали, что, даже если в настоящий момент каждый из них лично потерпит поражение, будет сослан, заключён в тюрьму, отправлен на каторгу, расстрелян или повешен – опыт борьбы будет накапливаться, и рано или поздно количество перейдёт в качество. Как и произошло в 1917 году.

Тем не менее, третий закон Ньютона (сила действия равна силе противодействия) безжалостен не только к царям и правящим классам, но и к тем, кто борется против них. За всякое продвижение вперёд, к сожалению, приходится платить, в том числе – и жизнями первопроходцев. Так что революционеры тоже являются жертвами революции. Многие из них «от трудов, от каторг и от пуль», по словам Маяковского, прожили меньше, чем могли бы, и в первую очередь – Ленин, чья смерть в возрасте 53 лет была связана и с перенапряжением сил, и с пулей, полученной после покушения на него в 1918 году.

Ещё более печальная судьба ждала тех, кому пришлось погибнуть не от врагов, а от «своих». Ведь революция пожирает, в том числе, и своих собственных детей – это поняли ещё французы во время своей первой революции, названной впоследствии Великой. Многие участники трёх русских революций, прошедшие баррикады, царские тюрьмы и фронты Гражданской войны, не пережили «охоты на ведьм» в 1930-е годы. Причины гибели в каждом конкретном случае были различны: обстановка всеобщей подозрительности, клевета, зависть, карьеризм, внутрипартийная борьба, политические интриги. Кого-то сгубило собственное честолюбие и властолюбие. Но, вне зависимости от этих деталей, враги нового мира, глядя на происходящее, потирали руки. «В СССР жертвами теперь являются те, кого мы и сами без колебаний повесили бы», – писал белогвардейский генерал фон Лампе в 1937 году.

Когда речь идёт о таких людях, как Авенир Ноздрин, рабочий и поэт, возглавлявший первый в России Совет рабочих депутатов в Иваново-Вознесенске в 1905 году (именно там начиналась Советская власть!), или Иулиан Хренов, один из строителей знаменитой Магнитки, о котором Маяковский написал не менее знаменитое стихотворение про город-сад, или о многих тысячах подобных им рядовых участников революции «из низов» – когда такие люди, являющиеся нравственным примером для окружающих, арестовываются по ложным обвинениям, а их имена вычёркиваются из памяти, это не может не оказать самого пагубного влияния на сознание общества. В день 22 января, день памяти погибших борцов революции, мы обязаны вспомнить и об этих жертвах тоже.

Быть революционером – участь не только «возвышенная и печальная», по замечанию Че Гевары, но и «адски трудная», по замечанию Ленин. Идя в борьбе впереди других, революционер всегда сталкивается с соблазном навечно присвоить себе это авангардное положение и смотреть на «обычных», «тёмных» людей сверху вниз. Привыкнув применять насилие как вынужденную меру в борьбе, он рискует начать пользоваться им как универсальным средством при решении любых вопросов.

Через семь лет после того, как из советского календаря была убрана память о Кровавом воскресенье, случился Новочеркасский расстрел – позорная страница советской истории. Тогда одновременно с повышением цен на мясо по всей стране была понижена зарплата рабочим Новочеркасского электровозостроительного завода. А директор Курочкин в ответ на возмущение рабочих посоветовал им питаться ливерными пирожками, если не хватает денег на мясо. С этого и начались трагические события. Как и в случае с Кровавым воскресеньем, не так важно, кто именно отдал приказ стрелять – важно отношение власти к народу. Причём это была власть не «классово чуждая», не передаваемая в течение веков по наследству – Никита Хрущёв, Фрол Козлов и другие высшие партийные руководители, допустившие подобное развитие событий, сами вышли из рабочих и крестьян.

«Вот и зря всю эту революцию затевали, одни напрасные жертвы! Отвечая злом на зло, всегда зло увеличиваешь, поэтому лучше уж оставить всё как есть», – скажет обыватель или, как сейчас говорят, «диванный аналитик». Что на это можно ответить? Всякий, кто выходит из своей «зоны комфорта» и бросает вызов привычному миропорядку, идёт на риск, зачастую смертельный, потому что приспосабливаться намного проще. Но проще – не значит лучше. Если бы все приспосабливались, это означало бы полную деградацию человеческого рода. Представим, например, если бы все приспосабливались к фашизму. На этот счёт есть известное высказывание священника Мартина Нимёллера: «Когда они пришли за коммунистами, я молчал. Когда они пришли за социал-демократами, я молчал…» и так далее, а когда пришли за ним, уже некому было выступить в его защиту.

Ведь приспособленчество всё равно не гарантирует защиту от бедствий. Но в отличие от тех, кто борется и сознательно «вызывает» на себя эти бедствия, а значит, готов к ним – для приспособленцев они наступают как бы внезапно, подобно ударам судьбы. Сегодня ты не помог бастующим товарищам, потому что боишься за своё рабочее место – а завтра ты его лишаешься, потому что хозяин после провала забастовки оборзел и решил пристроить на это место своего родственника, а за тебя уже некому вступиться. Никакой загадочной судьбы, одна сплошная закономерность. За всякое благополучие, купленное ценой подлости, рано или поздно придётся платить – если не тебе, так твоим детям, которые, как в истории с царской семьёй, вроде как вообще и ни при чём.

А напрасными жертвы прошлого представляются только в глазах того, кто сам становится обывателем, не помнящим своего родства, и живёт только сегодняшним днём, а там хоть трава не расти. Ну ничего, таким история рано или поздно растолкует, что к чему. На самом деле, никакие жертвы не являются напрасными, если ты помнишь о них и понимаешь, что никакой предопределённости не существует и только от тебя самого зависит, сумеешь ли ты сам сохранить то, что для тебя добыто потом и кровью, достижениями и ошибками предыдущих поколений. Они своё дело сделали, честь им и хвала. Наша задача – учесть их ошибки и сделать лучше, чем вышло у них.

Михаил Волчков