Именем этого рабочего поэта, Героя Советского Союза, названа одна из улиц Самары. Иван Гурьянович Булкин – сын своего времени, представитель первого советского поколения. Это те, кто получил «путёвку в жизнь» благодаря революции и послереволюционным преобразованиям. Мотивированные, идейные, прошедшие политическую и боевую подготовку в комсомоле и Осоавиахиме, они с началом войны первыми записывались добровольцами в военкомате и первыми шли в атаку на передовой.
Биография Ивана Булкина (1912-1943) – как отражение эпохи. Крестьянский парень из бедной мордовской семьи села Шилан Самарской губернии, переехавший в Самару в конце 1920-х годов, устраивается рабочим крупнейшего тогдашнего самарского предприятия – завода №42 (Завод имени Масленникова, ЗИМ). Учится без отрыва от производства, повышает квалификацию. Занимается парашютным спортом в самарском аэроклубе Осоавиахима. Ведёт общественную работу в своём цеху – в обеденный перерыв обсуждает с коллегами то книгу «Занимательная математика», то способы разрешения проблем на производстве, то Гражданскую войну в Испании. Ему поручают ответственные должности в комсомоле, в том числе на уровне города. Вместе с товарищами по цеху он выступает на смотрах самодеятельности, на сценах рабочих клубов…
И, самое главное, с первых лет работы на заводе Иван Булкин становится поэтом. Он и другие «масленниковцы» организуют на ЗИМе литературный кружок – сами, стихийно, без всяких указаний «сверху», просто потому, что у них существует потребность выразить себя в творчестве (хотя, казалось бы, на дворе 1929 год, первая пятилетка, когда и забот на производстве, и материальных трудностей хватает выше крыши). Поначалу им не помогают ни партия, ни комсомол, ни профсоюз – никто, кроме редактора заводской газеты. Рабочие сами приглашают профессиональных литераторов в качестве наставников, начинают издавать рукописный журнал «Искры творчества», и в некоторых его публикациях впоследствии обнаруживаются «идеологические трещины и политические срывы» (тоже характерная терминология времени).
Обложка сборника произведений участников литературного кружка самарского завода №42, в том числе Ивана Булкина. Москва-Самара, Средневолжское краевое государственное издательство, 1932.
Несмотря на организационные трудности и внутренние конфликты, кружок развивается, и его активные деятели, в том числе и Булкин, входят в литературную жизнь Среднего Поволжья. Его стихи печатаются сначала в заводской многотиражке, затем в городских и областных газетах, профсоюзных журналах и литературных сборниках. О нём хорошо отзывается критика, хотя и отмечает недостаток мастерства и подражательность известным советским поэтам, в частности, Багрицкому и Смелякову.
Вообще на примере Булкина видно, как смена господствующих в литературе тенденций влияет на творчество отдельного поэта. Поэтический стиль Булкина со временем меняется: на смену рубленым и рваным ритмам, как бы отражающим напряжение и бешеные темпы первых лет индустриализации, языку быта и повседневности, белым стихам и неочевидным рифмам приходят спокойные, распевные классические стихотворные формы и привычные, устоявшиеся, даже слегка затёртые формулы профессионально-поэтического языка. Это соответствует сдвигу во всём советском искусстве в течение 1930-х годов: новаторство и экспериментаторство сменяются возвращением к традициям, простота и строгость конструктивизма — пышностью и украшательством «сталинского ампира» и т.д.
Вряд ли справедливо упрекать Булкина в творческой несамостоятельности, ведь под официально одобряемый с середины 1930-х годов канон так или иначе подстраивались все советские литераторы, даже самые признанные, что уж говорить о рабочем, который занимался поэзией в свободное время. Его творчество, как и его биография, – отражение эпохи. Он чутко чувствовал своё время и ощущал себя сопричастным ему. И это ощущение, пожалуй, и есть самое главное в поэзии Булкина.
При всей внешней непритязательности, его стихи искренни, он пишет о том, что продумал и перечувствовал сам, и все грани его личности (рабочий, поэт, осоавиахимовец, комсомольский активист, боец-фронтовик) мы можем увидеть в его поэзии. В ней с фотографической точностью воспроизведены как конкретные приметы места и времени, так и общее настроение советской молодёжи 1930-х годов, напрягавшей все свои силы для ускоренной индустриализации страны и подготовки к обороне СССР в грядущей войне, предчувствие которой витало в воздухе.
Некоторые стихи Булкина сейчас кажутся слегка наивными, повторяющими привычные идеологические шаблоны того времени (в частности, восхваление Сталина и новой счастливой жизни). Это не было следованием политической конъюнктуре с целью выслужиться и удачно построить литературную карьеру, как у иных профессиональных поэтов и писателей: поэзия для него оставалась увлечением, а не способом заработка. Нет, Булкин просто честно писал так, как думал и чувствовал.
Да и мог ли он думать и чувствовать по-другому? Приехавшим в город вчерашним крестьянам приобщение к советскому рабочему классу, городской культуре и общественной жизни открыло широкие перспективы, о которых их родители не могли и мечтать, – в том числе и перспективы культурного роста, не только в качестве «потребителей» культуры, но и в качестве её творцов. Кроме того, у этих людей, в отличие от предшествующего революционного поколения, не было опыта социальной борьбы и самостоятельного политического выбора. Неудивительно, что эти люди воспринимали все партийные лозунги и установки на веру, как данность.
Борис Слуцкий посвятил одно из стихотворений памяти своего товарища, поэзию которого он до войны считал скучной, трескучей и излишне «лозунговой»:
Всё то, что он в балладах обещал,
Чему в стихах своих трескучих клялся,
Он выполнил – боролся, и сражался,
и смертью храбрых, как предвидел, пал.
Нам ли упрекать в чём-то их, доказавших своей жизнью и смертью, что слово у них не расходилось с делом, и пожертвовавших собой, чтобы сломать хребет фашизму?
С началом Великой Отечественной войны Иван Булкин уходит на фронт добровольцем – несмотря на то, что к тому моменту он совсем недавно обзавёлся семьёй и имел бронь как рабочий оборонного предприятия. Окончив спецшколу НКВД, Булкин становится контрразведчиком, уполномоченным Особого отдела. В боях на Кавказе, на Дону и в Донбассе проявляет отвагу и находчивость, несколько раз выходит из окружения, ведя бойцов в атаку. Его награждают орденами Красного Знамени и Красной Звезды.
Из письма И.Г. Булкина жене с фронта: «Эх, Леночка! Мало нам пришлось быть вместе. Ведь мы по существу ещё и не жили, а только начали было жить по-настоящему. Мы сейчас отстаиваем право на жизнь, каждый на своём посту – в тылу и на фронте, трудом и штыком, не щадя сил своих и даже своей жизни… Я знаю, я верю, что настанет день, когда не будет на земле фашистской скверны, она будет сметена с лица земли и предана проклятию. Тогда мы где-нибудь в парке или просто на лужайке будем вспоминать героические подвиги наших воинов и тех, кто смертью храбрых пал на боевом посту. А чтобы это время наступило быстрее – все силы мы отдаём нашей стране».
Письма жене Булкин пишет и в стихах, но там вместо «Леночка» – «любимая Элен». В устах рабочего, выходца из деревни, такое обращение к супруге, которая была его напарницей по цеху, выглядит неожиданным, выдавая хорошее знакомство с классической литературой (романом Льва Толстого «Война и мир») либо с французским языком. Ещё один повод задуматься о том, какие грандиозные изменения произошли за несколько советских десятилетий в культурном облике широких масс населения.
Иван Гурьянович Булкин погиб 20 января 1943 года при освобождении Ставрополя: возглавляя штурмовую группу, он препятствовал отступавшим фашистам разрушать город, после ранения снова вступил в бой и был убит в автоматной перестрелке. Званием Героя Советского Союза Иван Булкин был награждён посмертно – лишь в 1959 году, стараниями его друга и товарища по заводскому литературному кружку Николая Евстропова и по ходатайству партийного комитета его родного Завода имени Масленникова.
Сейчас этого завода нет на карте Самары. Но рабочий ЗИМа, поэт и фронтовик Иван Булкин, как и всё его поколение, достоин того, чтобы помнить о нём не только в День Победы. Советские парни и девчонки, многие из которых первые в своём роду научились грамоте, они были полны творческих сил, страстно любили и ценили жизнь, стремясь отдать стране как можно больше своего труда и таланта – и шли на смерть ради жизни.
Представляем вниманию читателей избранные стихотворения Ивана Булкина (большинство из них публикуется в Интернете впервые).
* * *
НА ПРАКТИКЕ
Длинные тени ложатся на плечи.
У солнца слабеют лучи.
И тихо крадётся
Навстречу мне вечер,
И ветер
Усталостью в горле горчит.
Иду…
Но что-то большое осталось в заводе
И тянет назад.
Слесарный станок
работать зовёт,
И мастер
Над гайками щурит глаза.
Иду,
И всё выше
Встаёт горизонт.
Тычется вечер.
Обулыженным улицам поведав,
Пружинит в ушах
Металлический звон
Первой моей победы:
— Сегодня, —
И утро ещё не расплылось, —
Я встретил сборочный цех
В груди с нарастающим пылом,
С потом от радости на лице.
Жарко.
Двери и окна – настежь.
Цех ожил.
На плечи спустилась рука:
В очках безбородый мастер
Нас расставлял по станкам.
Работа…
И я засучил рукава.
Выточить гайки заданье.
От грохота
Кругом пошла голова,
И прыгал напильник, позванивая.
Не слушались руки,
И слово «брак»
Тяжёлое гнало удушье.
Я думал:
Испортил.
В глазах полумрак,
И грохот прокалывал уши.
Вспотел,
Аж дыхание спёрло в груди,
Как будто
Выхлестали градом.
На плечи опустилась рука:
— Погоди!
И мастер любезно мне:
— Выучку надо.
Выслушал.
И ровно напильник запел,
На брюки бросая опилки.
А рядом старик мне в плечо засопел:
— Уж вижу я, больно ты пылкий.
Последняя гайка.
Четыре часа.
Окончив,
Я к мастеру подошёл.
И мастер
Над гайками щурит глаза:
— Так, молодец, хорошо.
Опрокинулось солнце.
В читальню мой путь.
Подмышкой шуршат чертежи.
Ноги немеют, хотят отдохнуть,
Но вот уж покрыли меня этажи.
Пусть
Дни напряжённы,
Ревнивы и жарки,
Работа до боли нас жжёт:
Страна молодая –
Большая слесарка,
Кадры ударников ждёт.
И мы это знаем,
Идём ей навстречу,
Идём в обработку в цеха
Слушать станков
Неустанные речи,
Быть мастерами
Железа,
Стиха.
Чтобы, на нытиков поднажав,
Наливалась страна
Плодоносной икрой,
Чтоб по мускулистым чертежам
Текла наша свежая кровь.
1932
РАДОСТЬ
1. Зазвенели квадратные окна,
Вошёл молодой человек,
Сел. И голосом робким
Справился о жильцах
(Такое богатое зданье:
От окон – в глазах светло.
Здесь церковь стояла, в небо
Вонзив голубые кресты).
И вот председатель жакта [1],
Взглянув на пришельца строго,
Спросил и, немного подумав,
Мягко к нему подошёл.
В доме пахло замазкой,
И краской углы дышали,
И по углам разместилась
Звонкая тишина.
А в окна, раскрытые настежь,
Смотрело июльское небо
И воспалённого солнца
Лучей золотая пыль.
Я жизнью и летом доволен
И молодым человеком,
На светлую комнату ордер
В завкоме он получил [2].
2. Завод был напротив дома,
Закончилась первая смена,
И воздух наполнился смехом,
Крепким и молодым.
В цеху помещалась тесно
Редакция многотиражки,
И, дверью захлопнув грохот,
К редактору я подошёл.
Ребята, серьёзные очень,
Делали дело большое,
И шелестели газеты
От ветра в шкафу у окна.
И я протянул неловко
Тетрадку, сказав при этом:
— О новом построенном доме
Я написал стихи.
Товарищ редактор, минутку,
Прочтите стихи с вниманьем,
Здесь радость моя и многих,
Здесь радость моей страны.
1934
РАССКАЗ ПАРАШЮТИСТА
Я вышел в сад. Цветами осыпая,
Меня деревья окружили, пенье
Наполнило отзывчивое сердце
Волнующей симфонией весны.
И в этот час торжественно и тихо
Поднялось утреннее солнце,
Дыша огнём и медленно, как трактор,
Расталкивая горы облаков.
А по дороге на автомобилях
Проехали бойцы-парашютисты,
Навстречу солнцу с песнею веселой
В комбинезонах светло-голубых.
Я посмотрел на свой значок и вспомнил,
Как первый раз взлетел на самолёте,
Как первый раз я испытал паденье,
«Воздушное крещенье» получил…
Была весна такая же, как эта —
Цвели сады и зеленели травы.
Мы подошли к кабине самолёта,
Неясное волненье затая.
И врач задал нам несколько вопросов,
Он в простоте душевной удивлялся,
Что мы спокойно, так спокойно сели,
С улыбкой гордой, с мужеством бойцов.
Летнаб-инструктор[3], летчик-комсомолец
И бортмеханик, рыжеватый парень –
Мы все готовы были хоть до солнца,
А то и выше радостно лететь.
Стартёр дал знак движением обычным,
Взмахнул флажком, и в этот миг внезапно
Мы покачнулись — гулкие моторы
Взорвали голубую тишину.
… Я посмотрел за борт, и мне казалась
Земля большим учебным полигоном.
Как кучевые облака, под нами
Дымились горы и могучий лес.
О счастье жизни! Сердцем овладело
Ещё сильнее пламенное чувство,
Которое на подвиг окрыляет
И побеждает в человеке страх.
— Внимание! — инструктор поднял руку.
Моторы стихли: затаив дыханье,
Я взял кольцо и самолёт покинул,
Не ощутив ни ветра, ничего.
Я, кувыркаясь, падал невесомо
Куда-то в пропасть, дна не достигая.
Рванул кольцо, и вдруг меня качнуло,
Как будто опрокинулась земля.
За мною прыгнули товарищи… От счастья
Перекликались мы, приветствуя друг друга,
А чистое, распахнутое небо
Букетами как будто зацвело.
Я приземлился у большого сада [4],
И вспененные от цветов деревья
Как будто кланялись, протягивали руки
Над белым шелком низко наклонясь.
У озера, прозрачного, как небо,
Плескался смех: кораблики пускала
В «арктическое плаванье» на север
Обласканная солнцем детвора [5].
Из сада перелез через ограду
И подбежал белоголовый мальчик,
Держа в руке бумажный самолёт.
Разговорились мы. С аэродрома
Взволнованная песня долетела,
Она сливалась с пеньем соловьиным.
И я запел, а мальчик подпевал:
«Чтоб жизнь расцветала и не был
Нарушен покой границ,
Мы поднимаемся в небо
И бомбой падаем вниз».
1938
Фото из газеты «Волжская коммуна», 20 августа 1937 года.
ПО ДОРОГЕ НА АЭРОДРОМ
На рассвете затихает ветер,
Звёзды покидают небеса.
Птицы запевают на рассвете,
Дети выбегают в летний сад.
Выбегают лёгкие, как птицы,
Вылетают поутру из гнезд.
Не могу я не остановиться
У реки, где перекинут мост.
Здесь я звёзды яркие увижу,
Голоса услышу октябрят,
Пионеров голоса услышу —
Загорелых радостных ребят.
Эти лица мне давно знакомы.
Если прихожу я на полёт,
Провожают до аэродрома
Дети, чтоб увидеть самолёт.
Как они, я молодостью молод,
Мужеством, отвагою силён.
К ним я от райкома комсомола
Для большой работы прикреплён.
Я присяду. Вы их не зовите,
Посижу один на берегу.
Посижу, они меня увидят,—
Шумною ватагой прибегут.
Прибегут весёлые, окружат,
Тысячу вопросов зададут.
Тишину садовую нарушат,
В голубую взглянут высоту.
Небо необъятное. По небу
Облака курчавые плывут…
— Ты у нас вчера на сборе не был. —
И меня к вожатому зовут.
— Приходи сегодня на беседу,
На кружке подробно расскажи
О моторах, ну и посоветуй,
Как самим построить автожир [6].
Расскажи еще нам про испанцев,,
Про звезду, которая горит
Над Кремлём,
В груди республиканцев,
И Мадрид, как солнцем, озарит [7].
Расскажи, как через полюс Громов
Совершил в Америку полёт [8]…
Пролетает по небу, как птица,
Четырёхмоторный самолет.
Пролетает в облаках косматых,
Шевельнёт крылом и пропадёт;
В это время с песнею по саду
Молодость крылатая пройдёт.
Летчики, механики столицы —
Лучшие товарищи ребят…
Две полоски неба на петлицах
Об отваге нашей говорят.
1938
ТО ЛИ ВЕТЕР ПОЁТ НАД КРЫШЕЙ…
Может, больше тебя не встречу
И не поговорю с тобой,
А хотелось бы в тихий вечер
Передать тебе чувств прибой,
А хотелось бы море жизни
Выпить вместе с тобою до дна…
Хоть во сне, хоть во сне покажись мне.
С кем сейчас ты — вдвоём иль одна?
Ночь придёт… И при лунном свете
Хорошо на траве посидеть…
В этот час над тобою ветви
Вдруг начнут по-весеннему петь.
В этот час, может быть, другому
Ты откроешь сердце своё…
На заре в орудийном громе
Прогремело рожденье твоё.
Я сижу за стихами, занят,
Я тебе посвящаю их…
Ты живешь далеко, в Казани —
Долетит ли к тебе мой стих?
То ли ветер поёт над крышей,
То ли сон, то ли это явь —
Будто голос твой ласковый слышу
И тебя будто вижу я.
Много девушек очень хороших;
Только ты среди них одна
На садовый цветок похожа,
И в глазах не увидишь дна.
Ты мне имя сказать не посмела,
Я спросить не посмел тебя.
И расстались… Вот так неумело
Расстаются, впервые любя.
Напиши мне!…
Но нет, не напишешь,
Ты забудешь, забуду и я…
То ли ветер поёт над крышей,
То ли сон, то ли это явь…
1939
ОТВЕТНОЕ ПИСЬМО
Ты пишешь мне:
«Придётся ли нам снова
Где-либо повстречаться и когда,
Услышим ли из уст друг друга слово,
Что нас с тобой скрепило навсегда?»
Ты пишешь мне:
«Придётся ли нам снова
В глаза друг другу радостно смотреть?
Пусть будет всё в наш грозный век суровый,
Но только не мучительная смерть».
Я думаю: всё может с нами статься,
Быть может, нам придётся в грозный час
На поле боя навсегда остаться,
Но даже это не разлучит нас.
Пусть будет всё – свинцовых ос укусы,
И боль от них, любимая Элен.
Пусть будет страх,
Но только лишь не трусость,
Пусть будет смерть,
Но только лишь не плен!
1943
ПРИМЕЧАНИЯ:
[1] Жакт – жилищно-арендное кооперативное товарищество. В СССР до 1937 года – кооперативное объединение граждан, арендовавшее жилые дома у местных Советов и предоставлявшее их участникам кооператива.
[2] Завком – заводской комитет, первичная профсоюзная организация на предприятии. В числе прочего, завком ведал распределением жилья между членами профсоюза. Ордер – документ о предоставлении жилой площади за счёт государства.
[3] Летнаб – лётчик-наблюдатель.
[4] Недалеко от учебного аэродрома самарского аэроклуба Осоавиахима, на котором тренировался в прыжках с парашютом Иван Булкин, находились фруктовые сады, известные под названием Чёрновских (в районе Чёрновской магистрали, нынешней улицы Гагарина). Аэродром располагался в границах современных улиц Революционной, Аэродромной, Волгина и Мориса Тореза.
[5] На территории Чёрновских садов действительно было много озёр. Из них до нашего времени в Самаре сохранились два: в Парке Победы и в сквере «Родничок надежды» (район улиц Партизанской и Аэродромной). Озеро, о котором пишет Булкин, располагалось в районе нынешней школы №121 на улице Аэродромной, неподалёку от тогдашнего аэродрома Осоавиахима.
[6] Автожир (гироплан, гирокоптер) – летательный аппарат с винтом, который вращается потоками воздуха.
[7] Речь идёт о Гражданской войне между фашистами и республиканцами в Испании (1936-1939), в которой СССР помогал республиканцам.
[8] Советский лётчик Михаил Громов был командиром экипажа во время второго в истории беспосадочного перелёта из СССР в США через Северный полюс в 1937 году.