Кому принадлежит искусство?

В одном российском городе недавно случилось радостное и долгожданное для его жителей событие: наконец-то открылся музей в восстановленном памятнике архитектуры советского конструктивизма. Но сейчас не о сути события, а о его форме. Открытие было проведено в два этапа: сначала для «первых лиц», и лишь на следующий день – для всех остальных граждан, которые лицами попроще.

Это подаётся как нечто само собой разумеющееся, ведь мы должны быть благодарны «первым лицам» за реставрацию здания и организацию музея, а значит, они имеют преимущественное право его посетить. Правда, архитекторы и общественники вместе с обычными горожанами боролись за спасение этого здания от сноса ещё с конца нулевых годов, задолго до того, как в дело вмешались депутаты и министры – но кому интересны всякие ноунеймы, раз у них нет высоких постов? Правда, ничто, казалось бы, не мешало VIPам прийти на открытие музея вместе со всеми и там раздавать интервью, это было бы даже выгодно с точки зрения пиара – ничто, кроме сословной гордости. Негоже «первым лицам» смешиваться с простонародьем, вдруг ещё в толчее им кто-нибудь на ногу наступит, как принцу Лимону. Есть белая кость, а есть чёрная кость, и это лишний раз было всем наглядно продемонстрировано.

Интересно, как бы отреагировали на это деятели авангарда 1920-х годов, мечтавшие о том, чтобы искусство и само городское пространство служили бы самым широким массам трудящихся? Ответ не так очевиден, как кажется на первый взгляд. В воспоминаниях латышской советской режиссёрки Анны Лацис есть примечательный эпизод. Она тепло отзывается о видном большевике Вилисе Кнорине, подчёркивая его «простоту и скромность», и вспоминает о том, как в 1926 году она вместе с ним пошла в театр сада Эрмитаж, где была длинная очередь за билетами. Кнорин встал в самый хвост, но Лацис одёрнула его: «Неужели Вы тоже должны стоять в очереди?». «Он нерешительно подошёл к кассе, а когда предъявил документ, поднялся переполох – член ЦК! Нас встретили у входа, ввели в ложу».

Рассказывая этот эпизод, автор даже не задаётся вопросом – а как же ленинское «Искусство принадлежит народу», с какой стати у члена ЦК должно быть больше прав на доступ в театр, чем у рядового москвича? Ей, коммунистке, это тоже кажется само собой разумеющимся, как и наличие в театре VIP-мест для партийной элиты. Она не замечает, что её саму эта история выставляет не в лучшем свете: фактически она в личных целях воспользовалась блатом своего высокопоставленного знакомого. И, наконец, не думает о социальных последствиях своего поступка: ведь со временем череда таких поступков со стороны окружающих превращает «простых и скромных» бывших революционеров в новых вельмож. Этот механизм прекрасно показал Назым Хикмет в своей пьесе «А был ли Иван Иванович?», где рабочий, ставший начальником, сначала изо всех сил пытается вести себя по-человечески, но всё его ближайшее окружение убеждает его: нет, так не пойдёт, ты теперь не человек, ты – Начальник! Руководствуясь личной корыстью, они возносят его, чтобы укрепить своё собственное положение при нём, и в итоге добиваются своего.

Хикмет писал свою пьесу в 1955 году, когда механизм уже был отлажен. В 1920-е годы всё ещё только устаканивалось. Революция нанесла мощнейший удар по социальному неравенству и всем связанным с ним традициям, и открыто демонстрировать своё превосходство над «чернью» считалось неприличным. Но параллельно с этим практически сразу же после революции зародилось «комчванство», о котором в последние годы своей жизни беспокоился Ленин и которое бичевал в своих сатирических стихах Маяковский. А вместе с ним – система негласных, не афишируемых привилегий, которая узаконивала новое неравенство. Само их наличие подрывало общественную мораль и в итоге стало одной из главных причин дискредитации социализма к концу советской эпохи. Зная, чем всё закончилось, мы не можем считать эти вопросы мелочами. Не можем не видеть, как в сознании и поведении даже передовых людей своего времени, считавших себя носителями нового, незаметно для них самих воспроизводились стереотипы и привычки старого, классового общества.

Теперь же, как говорил герой одной из пьес Евгения Шварца, «весь мир таков, что стесняться нечего». Все знают, что неравенство – это нормально, и пресловутое «чувство ранга» (уже тошнит от этого выражения, но что поделать, если оно снова тут как нельзя кстати) возводится на пьедестал, как главная скрепа. И до тех пор, пока большинство людей будут принимать как должное то, что в сфере искусства, как и во всех прочих сферах, «первым лицам» положено отдельное обслуживание, и не видеть в этом ничего оскорбительного для себя, бесполезно говорить о каком бы то ни было гражданском самоуважении. Пока люди в своём сознании допускают деление на лица первого и второго сортов, они автоматически соглашаются с тем, что на них самих будут смотреть как на грязь под ногами и поступать с ними соответственно.

Добавить комментарий

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *


*

Анти-спам: выполните заданиеWordPress CAPTCHA