Старая деревня и «новый быт»

КРЕСТЬЯНСКИЕ ПИСАТЕЛИ СРЕДНЕЙ ВОЛГИ О КУЛЬТУРНОЙ РЕВОЛЮЦИИ

В годы революции и Гражданской войны в Среднем Поволжье выдвинулась целая плеяда самобытных писателей «из народа», в том числе из крестьянской среды – Александр Неверов (Скобелев), Алексей Дорогойченко, Павел Яровой (Федот Комаров), Николай Степной (Афиногенов). Все они активно участвовали в литературной и общественной жизни Самары, а в начале 1920-х годов, обосновавшись в Москве, стояли у истоков одной из заметных литературных групп своего времени под названием «Кузница». Основные моменты биографии у них были схожими: работа сельскими учителями, преследования за «неблагонадёжность» в царское время, сложные поиски своего пути в годы Гражданской войны и постепенный переход от народнических симпатий к большевизму.

Кровно связанные с деревней, но приобщившиеся к городской культуре благодаря образованию, они существовали одновременно в двух мирах, городском и сельском, и могли анализировать как бы со стороны ту среду, которую хорошо знали с рождения. Поэтому их творчество – не только факт литературы, но ещё и отражение уникального социального опыта. Никто из них не «сочинял» свои произведения, сидя в кабинете; даже став москвичами, они черпали сюжеты и образы для своих произведений из жизни самарской деревенской глубинки, с которой сохраняли тесную связь.

Самарский журнал «Понизовье», в котором печатались крестьянские писатели из объединения «Кузница»

Судя по произведениям писателей «Кузницы», главной ареной культурной революции, развернувшейся на селе после Октября 1917 года, была сфера семейных отношений. Типичной для тогдашней деревни была «домостроевская» форма организации семьи, где жена должна беспрекословно подчиняться мужу, а дети – родителям. В такой семье физическое насилие по отношению к домочадцам со стороны главы семейства считалось не каким-то экстраординарным методом воспитания, а вполне обыденной повседневной практикой, причём сами «воспитуемые» тоже в большинстве своём воспринимали это как норму. Революция же принесла с собой новые идеи, совершенно чудовищные для традиционного крестьянского сознания: о гражданском равенстве полов, о праве женщины на развод, о недопустимости насилия в семье, о коллективном воспитании детей в яслях и детских садах и т.п.

Все эти, казалось бы, совершенно чуждые для деревни принципы не только провозглашались Советской властью «сверху», но и находили горячую поддержку «снизу», среди тех категорий сельского населения, которые в патриархальной семье не имели права голоса. В крестьянской литературы мы встречаем целую галерею образов «бунтующих женщин», нередко они становятся главными героями одноимённых произведений крестьянских писателей, как «Марья-большевичка» у Неверова, «товарищ Варвара» у Дорогойченко и т.п. Такая женщина поначалу воспринимается большинством мужчин как дерзкий вызов здравому смыслу и общепринятой морали. Женщины же начинают одна за другой «заражаться» новыми идеями и мало-помалу ставят консервативное мужское большинство перед необходимостью признать, пусть и скрепя сердце, «бабью волю» как свершившийся факт.

Одним из методов «культурной войны» со стороны крестьянок становится индивидуальная или коллективная «сексуальная забастовка» – отказ исполнять свои супружеские обязанности до тех пор, пока мужья не обеспечат равноправие своим жёнам. Аналогичным образом действуют и молодые девушки, отказываясь общаться с парнями, которые не уважают их человеческое достоинство. Подобное, намеренно вызывающее, поведение как бы задаёт новую норму, под которую волей-неволей вынуждено подстраиваться мужское население деревни. Защитники традиций, со своей стороны, применяют весь арсенал методов борьбы с нарушителями векового порядка: от распускания ложных слухов и обмазывания ворот дёгтем до избиений, поджогов и убийств.

Иллюстрация к рассказу Николая Степного «Чья вина»

Конфликт ценностей в произведениях писателей «Кузницы» во многом предстаёт как конфликт поколений. При этом для бунтующей молодёжи «старики» являются объектом отрицания не в силу своего возраста, а как носители традиции, которая дискредитирована революцией. Те представители старшего поколения, кто идёт навстречу новому, успешно взаимодействуют с молодёжью, более того, их знания и опыт становятся весомым козырем в руках сторонников перемен. Однако чаще всего «старики» выступают как сплочённая группа, стоящая на страже прежних порядков или как минимум испытывающая подозрительность к любым нововведениям.

Среди самой крестьянской молодёжи приверженцы новых ценностей поначалу находятся в меньшинстве, но постепенно завоёвывают всё большее влияние среди сверстников. Комсомольцы становятся «первыми парнями» на сельских вечёрках, в лихих частушках под гармошку остроумно припечатывают поборников старого быта, устраивают разоблачительные перформансы и т.д. – подобная «история успеха» описана, например, в романе Дорогойченко «Большая Каменка».

Постепенно даже дети усваивают революционные веяния, идущие из мира взрослых, и начинают требовать от своих родителей отказаться от «домостроевского» стиля воспитания и обеспечить подрастающему поколению разумный досуг и возможности полноценного развития с помощью яслей, детских садов и школ.

Традиционное понимание «семейных ценностей» было основано на иерархическом восприятии общества по принципу «кто сильнее (старше, богаче и т.п.), тот и прав»; жена и дети фактически считались такой же собственностью главы семейства, как его домашний скот, и непререкаемая власть над ними давала крестьянину возможность чувствовать себя «настоящим хозяином». Проекция того же принципа на социальные отношения внутри деревни означала, что авторитет того или иного крестьянина в глазах его односельчан находился в прямо пропорциональной зависимости от материального благополучия его семьи. Раньше достаточно было заклеймить человека «бродягой» или «несамостоятельным мужиком», чтобы дискредитировать его мнение. Однако в годы революции именно такие люди оказываются в первых рядах преобразователей деревни, самой своей деятельностью подрывая иерархическое сознание.

В противовес «чувству хозяина», привязанности к своему индивидуальному хозяйству, эти люди начинают мыслить рамками коллектива – волости, губернии, страны и даже мира. Они, преодолевая прежде свойственную крестьянину информационную замкнутость, выписывают из города книги, газеты и журналы, обсуждают их с односельчанами и пытаются применить полученные знания для решения конкретных проблем деревни – организуют коммуны и артели, ищут новые способы обработки земли и т.п. Для них личный материальный успех перестаёт быть мерилом счастья и главной ценностью в жизни, место собственного пятистенка в их мечтах занимает «светлая, просторная изба для всех», а «бессмысленная мужицкая жадность, мешающая жить», становится главным врагом.

Знание, которое открывает перед крестьянами новые горизонты, приходит в противоречие не только с привычкой сельского жителя всецело полагаться на опыт предков и воспринимать «учёность» как нечто избыточное, как атрибут чуждой городской культуры, но и с религиозными основами крестьянского сознания. Церковь своим авторитетом освящает весь старый уклад, идеологически обеспечивает подчинение жены мужу, младших – старшим, бедных – богатым. Поэтому «изгнание бога» из крестьянской системы ценностей происходит параллельно с эмансипацией тех, кто раньше был угнетён. В противовес церквям и кабакам, центрами распространения новой культуры становятся клубы и народные дома, где воспитывают детей, читают литературу, проводят собрания и ставят самодеятельные спектакли. Всё это даёт крестьянам, в особенности женщинам, небывалое прежде ощущение соучастия в социальном и культурном творчестве и расширяет их сознание с узких рамок своей семьи или своего села до масштабов целой планеты.

В творчестве крестьянских писателей Средней Волги чётко выделяются основные линии культурного конфликта в послереволюционной деревне:

  • иерархия против равенства (отвергать или признавать равные права за каждым, независимо от его пола, возраста, социального положения);
  • индивидуализм против коллективизма (стремиться ли к личному материальному благополучию или к общему благу);
  • вера против знания (основываться ли на традициях, завещанных предками, или переустраивать жизнь с рациональной точки зрения).

Произведения писателей «Кузницы» показывают, что успех культурной революции отнюдь не был предрешён одной лишь поддержкой государства, хотя эта поддержка и способствовала утверждению новых ценностей в сознании крестьян. В то время реальная экономическая (а иногда и политическая) власть на селе по-прежнему находилась в руках «крепких хозяев», которые активно и зачастую с применением насилия сопротивлялись нововведениям.

Чеканюк В.А. Первая комсомольская ячейка на селе

Несмотря на это, новые культурные стандарты сравнительно быстро распространились в крестьянской среде благодаря двум основным факторам. Во-первых, к моменту революции в деревне уже были группы, самой своей жизнью подготовленные к принятию этих стандартов. Это те, кто находился на последних местах в традиционной социальной иерархии (крестьяне-бедняки, женщины, молодёжь). Революция дала им ощущение своей значимости, оформила их смутное стихийное недовольство своей жизнью в виде целостного мировоззрения и придала этому мировоззрению боевой, наступательный характер. Таким образом, идеи «нового быта» не были кабинетной выдумкой оторванных от жизни теоретиков. Эти идеи упали на подготовленную почву, потому что вырастали из реальных потребностей определённых социальных групп.

Вторым фактором является «наглядная агитация» моральной силой примера – то, что Антонио Грамши называл борьбой за культурную гегемонию на молекулярном уровне. Хочешь убедить окружающих в правоте своих идей? Не провозглашай вычитанные из книг и газет абстрактные лозунги (такая тактика, как показано в произведениях писателей «Кузницы», только вредит делу), а сам, на собственном примере, покажи, как можно жить по-новому. Покажи, что эта жизнь светлее, разумнее, гармоничнее, чем старая. Именно пример жизнеспособной и привлекательной альтернативы старому порядку, проявленный на вполне осязаемом бытовом уровне, подобно магниту, начинает притягивать к себе всех, кто подспудно и зачастую неосознанно желает вырваться из тисков этого порядка.

Понимание важности этих двух факторов может пригодиться и нам сегодняшним, живущим в условиях культурной контрреволюции.

Михаил Волчков

Литература

  1. Дорогойченко А.Я. Большая Каменка. Роман. Куйбышев, 1978. – 272 с.
  2. Дорогойченко А.Я. Иная деревня. Стихи и поэмы. Самара, 1923. – 84 с.
  3. Неверов А.С. Гуси-лебеди. Рассказы, повести, роман. М, 1973. – 544 с.
  4. Степной Н. Ксения неверующая. Рассказ. М.-Л, 1925. – 32 с.
  5. Степной Н. Чья вина. Рассказ. М., 1928. – 14 с.
  6. Яровой П. Домна. Рассказ. М., 1925. – 31 с.
  7. Яровой П. Первая песня. Рассказы. М., 1923. – 136 с.

 

Старая деревня и «новый быт»: 1 комментарий

  1. Уведомление: Он сажает генеалогические деревья | Город на реке Самара

Добавить комментарий

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *


*

Анти-спам: выполните заданиеWordPress CAPTCHA